Женщины рассказывают, как справились с болезнью.
Мы предоставили слово четырем женщинам, победившим болезнь, и напоминаем о необходимости регулярной маммографии – диагностика на ранней стадии спасает жизнь.
В нашей стране бытует мнение, что онкологические больные бесперспективны. Это не так!«В мире уже несколько десятилетий рак груди не считается смертельной болезнью. Диагностика заболевания на ранней стадии позволяет не только восстановить здоровье, но и сохранить красоту груди», – утверждает врач-маммолог Галина Корженкова, старший научный сотрудник Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина. Мы проинтервьюировали четырех женщин, услышавших в свое время страшный диагноз и сумевших побороть недуг.
Регина Мухояри 35 лет, HR-директор телемаркетинговой компании, Москва.
Операция – 8 лет назад.
Я принимала душ и нащупала уплотнение в груди. Сразу пошла к маммологу. Мне сделали УЗИ, и лечащий врач поставил диагноз: «фиброзная мастопатия». Он успокоил меня – операция ерундовая, через несколько дней я уже буду дома, здоровая и счастливая. Но вышло все совсем по-другому. Накануне операции в палату заглянул молодой хирург: «У меня есть некоторые сомнения в правильности вашего диагноза, – сказал он, – на всякий случай мне необходимо ваше согласие на более серьезные действия». Согласие я дала, но на саму операцию поехала красивая: подкрасила реснички, наложила румяна. Я верила, что все обойдется...
Надежды развеялись на следующее утро после операции. Я проснулась и, осмотрев себя, все поняла. Врачи успокаивали меня, говорили, что сделали «органосохраняющую операцию», но легче мне от этого не становилось. Я вдруг осознала, что раз нахожусь в онкологическом отделении, то дела мои, мягко скажем, не слишком хороши. На десятый день пришли результаты гистологии: «рак молочной железы первой степени»(ранняя стадия. – Прим.). Первой мыслью было: как я скажу об этом родным – мужу, маме, что будет с моей крохотной дочкой?Я шла по больничному коридору, в конце которого ждала меня мама, и по ее глазам сразу поняла – она все знает. Я забилась в угол и заплакала. «Дочка, мы прорвемся!» – мамин настрой внушал надежду. Меня пытались освободить от домашней работы, но я не хотела чувствовать себя инвалидом. Думала: сверну горы, но вернусь к нормальной жизни!
А через полгода пропал без вести муж. Ушел на работу и не вернулся. Мы искали его несколько месяцев, подали в федеральный розыск, пока не обнаружили, что он просто-напросто завел себе другую семью и даже водил туда нашу дочь. Видимо, заранее приучал к «новой маме» – его родные думали, что я с таким диагнозом долго не протяну. Я его не осуждаю: это тяжелое испытание – болезнь близкого человека.
Как бы то ни было, он пропал – и из вполне благополучной женщины я превратилась в никому не нужного человека. Мы с дочкой остались без средств к существованию. Вот тут-то во мне и проснулась невероятная сила: днем я работала заведующей в детском саду, а вечером получала второе высшее образование на юридическом факультете Екатеринбургского университета. И денежная проблема разрешилась: «в наследство» от мужа мне достался небольшой бизнес. С помощью друзей я быстро во все вникла, и дела пошли в гору!Я переехала в Москву. И теперь думаю не о том, что было, а о хорошем, что ждет меня впереди.
Лариса Любарская 38 лет, финансист, Москва.
Операция – 6 лет назад.
За своей грудью я следила всегда. Постоянно ходила к врачу, будто ждала самого худшего. В тот раз я пришла на прием к довольно именитому специалисту. В кабинете у него сидела практикантка, и на примере моих снимков он начал показывать ей, как выглядит фиброаденома. Девушка посмотрела на снимки и сказала: «Мне кажется, надо как можно быстрее сделать пункцию». Я так и поступила. Буквально через неделю я уже знала, что у меня злокачественная опухоль. Мне было 33 года... Прооперировали меня плохо – я получила стафилококковую инфекцию. Полгода вместо груди у меня была открытая рана размером со школьную тетрадь. Спустя некоторое время после операции родные отвезли меня на дачу и думали, что назад уже не привезут. Я плохо двигалась, еле ходила, весила 40 кг. С каждым днем мне становилось все хуже. Врачи не обещали ничего хорошего. К тому же, как только я заболела, любимый человек, с которым я прожила восемь лет, меня бросил. Но, как ни странно, именно ему я обязана тем, что справилась с болезнью. «Выживу ему на зло!Покажу, что он потерял», – думала я. Конечно, выздоровела я благодаря совсем не ему, а врачу-маммологу моей поликлиники № 150 Ирине Соколовой, которая стала мне настоящим другом и заставила меня поверить, что я буду жить. Хотя бы ради дочки – я обязана была поставить ее на ноги. Еще одной, чисто женской, причиной стали три новых платья, которые я купила и ни разу не надела. Ну обидно же!
Три месяца спустя я уже ходила. Правда, не могла самостоятельно залезть в карман – атрофировались мышцы. У меня началась депрессия. И опять меня спасли друзья, которые не сочувствовали мне и не жалели меня, а уверяли в том, что лучшее впереди. Когда я вышла на работу, никто, кроме директора, не знал о моей болезни. Вся в швах, я ходила в туалет, одной рукой меняла повязку и опять возвращалась на рабочее место. Меня воспринимали как полноценного сотрудника, меня не жалели – и я начала возрождаться!
Теперь я знаю точно: моя жизнь сейчас стала лучше, чем была до болезни. Оглядываясь назад, я думаю: «Какой же я была несчастной, что Господь послал мне болезнь, чтобы я почувствовала себя по-настоящему счастливой!» Раньше я жила как будто по инерции, а после болезни стала следить за собой, заниматься спортом, ходить в бассейн. Испытание болезнью нужно, чтобы разобраться в своих ошибках и начать новую жизнь. Конечно, тут важно все: и вовремя обнаружить рак, и попасть в клинику к профессионалам, и чтобы тебя поддержала семья. Но самое главное – высоко поднять голову и улыбаться. И понимать, что твоя жизнь зависит только от тебя, твоего настроя и стремления победить болезнь.
Ирина Яковлева 37 лет, техник, Калининград.
Операция – 4 месяца назад.
Быт налажен, дочка выросла, все в жизни хорошо, и о возможных несчастьях даже не думаешь. Поэтому три года назад, когда я обнаружила шишечку в правой груди, я не придала этому никакого значения. Наивно думала, что «само пройдет». Но время шло, а шишечка не исчезала. Тревогу забили родные, когда я поделилась с ними своими подозрениями. Врач, осмотрев меня, сразу же сказал: «Все очень серьезно, нужно делать операцию». В Калининграде онкологический диспансер расположен в старинном немецком здании в самом центре города. Раньше я проходила мимо него со страхом, жалея тех, кто туда попал. Теперь я оказалась в нем сама. Наверное, я не понимала до конца, насколько серьезна моя болезнь, и даже не плакала – плакала моя мама.
О том, что мне будут удалять молочную железу, я знала сразу, с самого первого визита к врачу. Хирурги просили моего согласия на ее удаление, но я сказала «да» только через несколько дней. И, как только сказала, поняла, что очень хочу жить!Не буду вспоминать бессонные ночи в больнице, трубочки, которые торчали у меня из-под мышек, и скорбные мысли о будущем, постоянно крутящиеся в голове. Я гнала их прочь. Ведь у меня дочь-школьница, и мне так хочется понянчить внуков.
А еще, пока я лежала в больнице, у меня возникло ощущение, что меня любит весь мир. Меня навещали даже малознакомые люди – обыкновенные посетители отдела электросетей, где я работаю техником. Уже то, что все они желали мне выздоровления, давало силы. Правда, когда я вернулась домой и размотала больничный бинт – заплакала навзрыд. То, что я увидела, было ужасно... Как ни странно, избежать депрессии мне помогли мои собаки. Я подолгу гуляю с ними в любую погоду, обожаю с ними играть, они настолько жизнерадостны, что их настроение не могло не передаться и мне.
После операции прошло всего четыре месяца. Мне осталось пройти еще два курса химиотерапии, но я уже вышла на работу. К тому же я стала членом общественной организации «Вита», помогающей больным раком(подробности на сайте http://www.netoncology.ru. – Прим.). Теперь я знаю, что я не одна страдаю этой болезнью. Таких, как я, много. И еще знаю, что если справился со своей бедой, надо тут же бежать помогать другим. Я смотрю на женщин, которые перенесли подобные операции пятнадцать-двадцать лет назад и до сих пор живы и счастливы. Это вселяет в меня надежду.